Был самый обычный, ничем не отличающийся от остальных, день. Угрюмые прохожие, на лицах которых застарелым макияжем лежала тяжелая поглощенность повседневными проблемами, сновали по тротуарам.
На одной из таких улиц стоял дом, подъезды которого выходили прямо на тротуар. Каждое утро на лавочку возле подъезда присаживался странного вида молодой человек. Он выходил с отцом, держась за его плечо и осторожно ступая ногами, опасаясь споткнуться обо что-нибудь. Странным было не то, что этот юноша был слеп, а то, что лицо его часто сияло от улыбки и радости… Прохожие часто проносились мимо, даже не замечая его, некоторые иногда бросали беглый взгляд в его сторону. А, еще один сумасшедший, - думали они, и эта мысль, мельком пронесшись в их головах, мгновенно затухала - на смену ей возвращалась несносная повседневность.
А слепой сидел и улыбался. Этот юноша был слеп от рождения. Он никогда не видел, как солнечный свет пронизывает лучами пушистые облака, чрез просветы в которых синеет небесная гладь; он не ведал, как погружающийся за горизонт огромный алый диск солнца, словно искусный художник удивительным образом перекрашивает небосклон, разливая по нему красное золото. Никогда его глаза не взирали на Млечный путь, рассыпанный бриллиантами где-то там, куда можно дотянуться лишь мыслью. Он никогда не видел горы, не подкрадывался на четвереньках к краю скалы и не смотрел вниз на волнующуюся металлического цвета поверхность моря, под которой колыхался подводный лес. С рождения его окружала лишь тьма. А слепой сидел и улыбался.
Внешности своих родителей он тоже никогда не видел. Еще в детстве он прикасался своими пухлыми рученками к отцовскому лицу, пытаясь представить, как он выглядит щупал нос, брови, дергал за мочку уха. Однако, несмотря на то, что мальчик был незряч, в его сознании сформировался довольно четкий образ родителя. Ведь отец много лет заботился о нем кормил из ложечки, купал, менял грязные пеленки, читал ему книги, учил ходить. Отец успокаивал его, когда тот плакал, чувствуя, что чего-то ему не хватает, что-то в нем не так. Мальчик не мог видеть отца с помощью физического зрения, но все же знал его лучше, чем кто-либо другой, т.к. видел его изнутри, его качества, его личность, удивительную личность!
Мальчик взрослел, становился юношей. На протяжении всего детства отец был его глазами. Однако самое ценное, чему родитель научил его за все эти годы - суметь УВИДЕТЬ!
Слепой сидел и улыбался. Он знал, что в это время на другой стороне тротуара цветет столетний каштан. По его толстому стволу вверх и вниз бегают черненькие, как точки муравьи, пробираясь к огромным розово-белым соцветиям, над которыми с раннего утра гудели полосатые матросы-пчелы. Слепой чувствовал сладковатый запах цветов, и слышал, как насекомые садятся и взлетают с тонких пестиков, неся на себе желтые пучочки пыльцы и нектара. Слепой улыбался от того наслаждения, которое ему приносило чуть заметное дуновение ветерка в этот знойный полдень. Он видел, как колыхнулась травинка, как соседский Тузик, почесав за огромным, как лопух, ухом, с грозным рычанием погнался за улетающим полиэтиленовым пакетом.
Слепой улыбался, потому, что был счастлив, видя то, чего не видели, не замечали, пасмурные, как нависшая над городом туча, прохожие.
Закапал дождь. Слепой осторожно поднялся со скамейки и, постукивая палочкой перед собой, направился к подъезду. Вперед него прошмыгнул Тузик, оттопыривший хвост от гордости за пойманный пакет. Наверное, пес потащил его домой в качестве трофея. Слепой увидел это, на сердце у него стало еще веселее, и он пошел к себе, уселся за печатную машинку и начал стучать.
Ему хотелось написать о том, что человек может быть счастлив, несмотря на то, чего у него нет, о том, что можно видеть и радоваться казалось бы невидимому. Ему очень хотелось рассказать людям о залитом багряными лучами уходящего солнца небосводе, о Млечном пути на ночном небе, о горах и море, об Отце, которого никто из людей воочию не видел, о каштане, что растет напротив, о живительном дождике и о соседском Тузике. Его рассказ начинался так Был самый обычный, ничем не отличающийся от остальных, день. Угрюмые прохожие, на лицах которых застарелым макияжем лежала тяжелая поглощенность повседневными проблемами, сновали по тротуарам…
